О «Патриоте» Навального 1

Вчера за 9 часов без перерывов прочитала книгу Алексея. Книга, как и все мои любимые великие книжки, – натянутое поверх стыка жанров полотно: тут и автобиография, и автофикшн, и вкрапления политических очерков-эссе, и вставки публичных речей (с митингов или судов), и тюремные дневники.

Про текст «Патриота» много говорят именно в контексте всей невероятной судьбы конкретного жившего на свете человека Алексея Навального – и это понятно. Сложно рассматривать текст как текст (да и нужно ли?), когда понимаешь в каких обстоятельствах он был написан. Половина книги – после отравления, половина – из тюрьмы. Да и концовку книги ты знаешь (или это уже даже не концовка, а ее начало): чуда не случится, герой будет убит. И герой, ведущий текстовое повествование, и человек, стоящий за этим героем. Будет убит в тюрьме, на крайнем севере, в феврале 2024 года, после долгих месяцев тюремных пыток.

Но что-то мне подсказывает, что самому автору было бы важно и приятно, если бы о его книге поговорили бы еще и просто как о книге – о чистом тексте, о языке, о том, какой она вышла. В автобиографиях и автофикшне зазор между автором и его героем очень маленький, но все-таки есть: да, автор говорит от первого лица, но он монтирует, принимает художественные решения, структурирует свои образы и своих героев. «Первое лицо» – тоже герой. И этого героя занимает чтение, письмо, свои и чужие писательские находки. Даже в тюрьме, читая советские переводы Мопассана, он делает себе пометки как писатель. Герой «Патриота» – не только политик с невероятной судьбой, но и писатель.

В книгах, которые автор не может завершить полностью сам, большая работа ложится на редакторов. Редакторы должны принять много структурных решений: как книга будет устроена? В какой последовательности? Какова будет роль и доля редакторского комментария? Книга «Патриот» состоит из двух частей. Первая – частично написанная Алексеем еще на свободе, связная, с большими ретроспективными главами, с существующим где-то на фоне планом книги, о котором он сам упоминает (эта просвечивающая в книге работа над самой книгой тоже важна по авторской задумке – Навальный, как человек, много работающий с ютубом и аудиторией, любит ломать четвертую стену). Вторая – тюремные дневники, с трудом переданные обрывки, где каждый датированный фрагмент – неумолимо истекающее время, пунктир смерти. Как читатель ты ничего не можешь с собой поделать – ты считаешь, сколько осталось до февраля 2024. Эти части смонтированы между собой очень грубо и просто – при помощи самого сухого и нейтрального на свете редакторского комментария. В комментарии – справка: с какого момента работать над книгой больше не мог и когда был убит.

Мне кажется очень удачным решение не добавлять никакой лишний голос к голосу Алексея Навального. Что здесь нет предисловий, эпилогов от издателей или редакторов. Что нам в полной мере дают увидеть, насколько это ongoing book. Одно из самых мощных и тяжелых моих читательских впечатлений – это видеть, как фрагменты текста из тюрьмы становятся все более короткими, как физическая боль и лишения сказываются на письме нарратора, а расстояния между датами письма все увеличиваются. Этот переход от веселого размашистого разветвленного в прошлое и будущее повествования к деталям лагерного выживания (правда, иногда – волей автора – не менее веселого) заставляет тебя вглядываться еще пристальнее: ты знаешь с первых строк, что героя убьют, но ты не знаешь наверняка – сломают его или нет. Ты вглядываешься в трещины, в слабости, в боль, которые он позволяет тебе увидеть, и пытаешься понять: перед тобой действительно все еще тот же самый человек? Ну вот этот, который шутит довольно нелепые шутки в любых обстоятельствах, и верит в то, что говорит?

И мой читательский ответ – да, Удивительно, но да. Последнее слово Алексея Навального – оно не перед очередным коррумпированным российским судом. Оно раскинуто перед глазами миллионов читателей со всего мира и внутри оно больше, чем снаружи. Ты понимаешь, сколько в книгу не вошло. Ты в уме восстанавливаешь реальность между фрагментами. Записки из самых страшных его дней до нас не дошли. Эта книга истончается к концу и ты буквально проваливаешься в дыры между строками и фрагментами, чтобы искать с фонарем своего веселого доброго большого героя. Где он? В каком он был состоянии в дни, не отраженные в книге? Об этом невозможно перестать думать. Невозможно выключить фонарь и остановить поиски.

В первой части книги ты видишь, как бодрый умный мужчина пишет о своих детстве и юности, о смерти одной страны и о рождении другой. Смешная, пронзительная, лиричная (и иронизирующая над этим лиризмом), с нотками О.Генри и Ерофеева манера письма. Специально развлекательная, чтобы оторваться было невозможно. Да, это книга о политике, о том, как мы все проебали и почему, о том, как боролись и еще боролись, а потом опять все проебали. И как важно бороться дальше и никогда не сдаваться, даже если все проебано и все умерли. Но все-таки книга, которую я прочитала вчера, – она больше и всего этого тоже (хотя, казалось бы, куда уж больше). Она о том, что каждый человек однажды встретится со своей смертью, и в этот момент все осветится самым последним светом – все твои решения, все твои выборы, все твои плохие и хорошие поступки. И что в этом последнем свете станет понятно, сколько на самом деле было в твоей жизни настоящей любви и настоящей смелости – и смог ли ты поднять глаза, чтобы посмотреть ей в лицо, или стоял, уставившись в стол, как прокуроры и судьи, инсценирующие ад по приказу сверху.

Оригинал